Новости

28 апреля 2016 года

Круглый стол аспирантов «История востоковедения: традиции и современность»

Круглый стол аспирантов «История востоковедения: традиции и современность» Круглый стол аспирантов «История востоковедения: традиции и современность»

 
28 апреля 2016 г. в Институте востоковедения РАН прошел круглый стол аспирантов «История востоковедении: традиции и современность», приуроченный к окончанию очередного этапа работы одноименного научно-образовательного проекта.

В работе приняли участие аспиранты первого и второго годов обучения, представившие доклады по историографии близких к тематике их диссертационных исследований вопросов.

В оргкомитет круглого стола вошли: Пахомова М.А. (к.и.н., руководитель проекта «История востоковедения: традиции и современность») и аспиранты первого года обучения – Курицына А.В., Обухова А.Н., Сафонова Н.В., Смирнова Е.В.

         В начале работы Пахомова М.А. отметила, что круглый стол -  завершающий этап образовательного курса по истории отечественного востоковедения, пройденного аспирантами. Выбранный формат позволил  апробировать результаты первого года работы над диссертационными исследованиями. Главным образом, его историографии и методологии. На круглом столе были заслушаны и обсуждены пять докладов, продемонстрировавших широкое тематическое разнообразие научных работ аспирантов Института востоковедения.

         Смирнова Е.В. (аспирантка ЦИОПСВ ИВ РАН) в докладе «Михаил Осипович Аттая и его вклад в российское востоковедение (по документам архива Лазаревского       института восточных языков)» рассказала об известном русском востоковеде арабского происхождения.

                М.О. Аттая родился в Дамаске в семье православных арабов. Межконфессиональные столкновения в Дамаске вынудили родителей Аттаи вместе с детьми переехать в Бейрут. В то время Ливан находился под сильным влиянием Запада, поэтому православные арабы часто обучались в католических и протестантских школах, основанных европейскими миссионерами. Поступив в Сирийский евангелический университет, Аттая изучал медицину, а также арабскую филологию.

         В студенческие годы Аттая увлекся свободолюбивыми идеями и стал деятельным участником арабского культурного возрождения. Конфликт с турецкими властями вынудил Аттаю покинуть Османскую империю. Его новой родиной стала Россия, в которой православные арабы традиционно видели защитницу своих интересов.

         В Москву Аттаю пригласил его близкий родственник, профессор арабского языка в Лазаревском институте восточных языков Г.А. Муркос. Он подготовил Аттаю к преподавательской деятельности и приложил много усилий, чтобы устроить его в Лазаревский институт. Однако без специального высшего образования Аттаю могли взять лишь внештатным преподавателем практических занятий по арабскому языку.

         За несколько лет работы в институте Аттая заслужил репутацию ответственного и трудолюбивого сотрудника. Он совмещал должности преподавателя, помощника воспитателя в гимназических классах, а также библиотекаря. Стремясь улучшить методику преподавания арабского языка, Аттая работал над учебными пособиями, в которых нуждался не только Лазаревский институт, но и все отечественное востоковедение. Хотя его учебники не всегда находились «на уровне филологической науки», они принесли большую практическую пользу в подготовке отечественных арабистов.

         После восьми лет ходатайств Аттая стал штатным сотрудником Лазаревского института. Его пригласили работать в Восточную комиссию Московского археологического общества, где он и занимался переводом арабских рукописей, делал научные доклады.

         Научные интересы Аттаи формировались под влиянием русской востоковедной школы. Они строились вокруг  изучения средневековой арабской истории, арабской литературы и фольклора.

         Как и другие православные арабы в России, Аттая активно сотрудничал с Императорским православным палестинским обществом, членом которого он являлся. Аттая инспектировал школы общества, подготовил для их воспитанников учебные пособия, тем самым, выступив проводником русской культуры на Ближнем Востоке.

         В начале XX века Аттая кроме арабского языка и восточной каллиграфии преподавал мусульманское право. В этот же период вышел один из самых крупных его трудов – арабско-русский словарь. Помимо лексики из словарей В.Ф. Гиргаса и Бэло, он содержал слова из церковного, ново-литературного и разговорного арабского языков, что являлось новаторством в русской арабистике.

         Аттая пользовался заслуженным уважением своих коллег. С некоторыми из них (особенно с А.Е. Крымским) он долгое время плодотворно сотрудничал, издав ряд совместных трудов.

         Благодаря неустанному труду Аттаи в Лазараревском институте была собрана одна из лучших востоковедных библиотек в России.

         Результат педагогической деятельности Аттаи - подготовка квалифицированных арабистов, многие из которых стали известными дипломатами и учеными-востоковедами.

         Дидактические и научные труды Аттаи обогатили российское востоковедение и способствовали популяризации арабского языка в России и русской культуры на Ближнем Востоке.

         Заслуги Аттаи перед отечественным востоковедением были высоко оценены русским правительством, в благодарность от которого он получил ордена различной степени.

         Доклад Сафоновой Н.В. (аспирантка ОИКДВ ИВ РАН) «К вопросу об изучении александрийской редакции «Физиолога» отечественными и зарубежными  исследователями»      был разделен на две тематические части – краткая характеристика памятника и рассмотрение основных работ по его изучению с акцентом на проблемы, не решенные исследователями.

«Физиолог» - был создан, предположительно, во II-IV веках н.э. Он относится к жанру популярно-теологических сочинений. Памятник возник на греческом языке, и позже был переведен на многие другие: латинский, эфиопский, сирийский, армянский и коптский. Оригинальный текст до нашего времени не дошел, но сохранились многочисленные копии древнейшей редакции, при сравнительном анализе которых, удалось выяснить, что первоначально текст «Физиолога» состоял из  48 статей, в которых были собраны сюжеты о животных, камнях и растениях.

На протяжении последних двух столетий манускрипты «Физиолога» исследовались учеными из разных стран мира, однако, единства мнений не удалось добиться не только по вопросам датировки памятника и места его происхождения, но и по принципам его классификации, структуры и даже смыслового значения. Действительно, трактат возник на стыке различных традиций: христианской, эллинистической и иудейской.

Исследователи обычно склонны рассматривать происхождение «Физиолога», отдавая предпочтение какой-то одной из них, исходя из собственных научных и личных пристрастий. Этот фактор необходимо учитывать, приступая к исследованию такого противоречивого литературного произведения как «Физиолог». Таким образом, складываются и различные подходы в изучении памятника: это может быть мифологический, экзегетический или философский методы, в зависимости от того, что пытается доказать автор: принадлежность ли трактата только библейской новозаветной традиции, или проследить преемственность мифологем, лежащих у истоков образов животных, или же увязать их происхождение с местной языческой, спиритуалистической традицией, подпитанной идеями неоплатонизма.

Так, в данном случае, историографический обзор представляет собой вид вполне самостоятельного исследования – в следствие  обилия материала и его неоднозначности.

         Большое значение в историографии имеет тот факт, что александрийская версия «Физиолога» легла в основу и старославянского произведения данного жанра. На территории нашей страны сохранилось несколько средневековых рукописей со списками трактата в различных редакциях, в том числе, и в древнейшей. Отечественные исследователи проявляли интерес к этому памятнику, и он был опубликован в работах А.Карнеева, В.Мочульского, А. Александрова, а сравнительно недавно вышла публикация в издательстве Российской академии наук под редакцией Ванеевой, которая опубликовала сразу несколько списков «Физиолога» и предприняла попытку восстановить его протограф.

         За рубежом, где жанр «Физиолога» был особенно популярен, и в средневековье лег в основу, так называемых, бестиариев, умы ученых уже давно будоражат как «местные», национальные «Физиологи», так и его греческий оригинал. Всего насчитывается около сотни манускриптов с различными редакциями произведения. Их публиковали, а также классифицировали еще в XIX, а затем и в XX вв. Ф.Сбордонне,Б.Е. Перри, Д. Каймакис и Д.Офферман. 

         Изучение трактата и работа над решением спорных вопросов  представляется крайне необходимой и перспективной, поскольку в случае ответа на такие принципиально важные вопросы, как датировка памятника, состав  и содержание его протографа, а также место его происхождения, мы сможем лучше понять историко-культурный контекст бытования этого памятника и внести больше ясности в понимание богословской науки времен раннего христианства. Тохарские языки (тох. А и тох. В) представляют собой отдельную ветвь индоевропейской языковой семьи, на них говорили во второй половине I тыс. н.э. в северной части Таримского бассейна (современный западный Китай), до наших дней дошло несколько тысяч более и менее сохранных манускриптов, которые отчасти опубликованы и сегодня представляют интерес для сравнительно-исторического, востоковедного и общего языкознания.

         Курицына А.В. (аспирантка Отдела языков ИВ РАН) представила доклад «Проблема интерпретации форм прошедшего времени в      тохарских языках: история вопроса».

         Она отметила, что в тохарском А (тох.А) и тохарском В (тох. В) есть два синтетических прошедших времени, по традиции называемые «имперфектом» (Ipf) и «претеритом» (Pt).

         По мнению В. Томаса, имперфект служит для «обозначения незавершенного действия или состояния в прошлом», в то время как претерит имеет перфективное значение. Эта точка зрения находит поддержку и в ряде более поздних работ.

         Другая точка зрения представлена у Ж.-Ж. Пино, согласно которому, претерит и имперфект обозначают основное и второстепенное действие в прошлом соответственно.

         В то же время, Иткин обращает внимание на то, что в тох. А, где претериты и имперфекты у ряда глаголов морфологически могут совпадать, их невозможно дифференцировать только на основе семантики ни по концепции Томаса, ни по концепции Пино. Анализируя ряд тох. А глагольных форм, Иткин показывает, что они ошибочно считались имперфектами, будучи претеритами, и наоборот. Получается, что семантический критерий (“завершенное” vs “незавершенное” или “главное” vs “второстепенное” действие в прошлом) на деле применим лишь к тем формам, принадлежность которых к Ipf или Pt нам заранее известна. Вместо семантического Иткин предлагает формальный критерий, основанный на контекстном анализе. Так, форм Ipf в тохарских текстах засвидетельствовано менее 800, а Pt – около 2800, но при этом, в тох. А формы Ipf редко бывают “одиночными”, как правило, образуя т.н. “имперфектные острова”. Это наблюдение позволяет, по мнению Иткина, интерпретировать спорные формы как Ipf или Pt на основании окружающих их глагольных форм, однако для менее сохранных текстов атрибуция спорных форм остается неразрешимой. В целом, согласно Иткину, «на настоящий момент правила выбора между имперфектом и претеритом в тохарских языках должны быть признаны неизвестными».

         Поскольку для тохарского В семантическая разница между формами Ipf и Pt также не всегда однозначна, представляет интерес применение метода дистрибутивного анализа также и к тох. В материалу. Проанализировав ряд наиболее сохранных манускриптов, мы можем сделать предварительный вывод, что в тох. В языке имперфекты также встречаются почти только в т.н. «островах», исключения составляют лишь наиболее частотные глаголы mäsk- «становиться», nes- «быть», yām- «делать». Продолжив исследование, мы рассчитываем собрать материал для более полного сравнения контекстных особенностей употребления имперфекта в тох. А и тох. В языках.

         Докладе Обуховой А.Н. (аспирантка ОБСВ ИВ РАН) «История иранистики: изучение экономики страны в XX- XXI вв.) было подчеркнуто, что иранистика остается одним из наиболее развитых и востребованных направлений в отечественном востоковедении.

         Со времен Киевской Руси наше государство поддерживало и развивало политические и торговые отношения с Ираном. Возникновение монгольской империи постепенно способствовало усилению экономических отношений русских с восточными странами: персидские купцы приезжали на Волгу, а русские – в Иран, хотя торговые отношения с Ираном потом были частично прерваны после татаро-монгольского нашествия.

         В XV-XVI вв. благодаря усилению позиций Русского государства (после освобождения от монголо-татарского ига) торговые связи с Ираном продолжали расширяться, и упрочение влияния России на Кавказе также способствовало развитию торговли с Ираном. С приходом Петра I Россия продемонстрировала экспоненциальный экономико-политический рост.  Одновременно с этим началась новая стадия изучения Ирана и возрастание интереса России к восточным странам, связанное с продвижением на Восток и присоединением новых территорий: Крыма, Северного Кавказа, Причерноморья. В XVIII веке изучению персидского языка придается особое значение, и этот период стал первоначальным накопительным периодом в истории отечественной иранистики:

         В XIX происходило становление научной школы российской иранистики. Ученые-иранисты внесли огромный вклад в изучение и популяризацию древней и средневековой культуры Ирана: были переведены на русский язык произведения персидских поэтов, выпускались научно-популярные книги, с 1807 г. персидский язык начали преподавать в Казанском университете, а с 1854 г. в Петербургском университете был открыт факультет восточных языков. Крупнейшим филологом-иранистом той эпохи был К.Г. Залеман, а благодаря его ученику В.А. Жуковскому начала развиваться российская филологическая школа персидского литературоведения.

         Одновременно с этим Россия была заинтересована не только в научных исследования по Ирану, но и в практических знаниях о соседе. Со второй половины XIX века очевиден рост значения торгово-экономических русско-иранских отношений. Русские офицеры также начали активно заниматься изучением Ирана, уделяя особое внимание организации иранской армии, анализу военных действий, изучению укрепления ирано-русских границ.

         Сложившись как наука в середине XIX века, с наступлением советского периода отечественная иранистика должна была ответить на новые вопросы и встретить новые вызовы, связанные с измененной государственной идеологией и появлением новой методологической основы. Если до революции 1917 г. основными направлениями иранистики были языки и литература, то в XX в. основное внимание начали уделять изучению проблем новейшей истории, которые стали рассматриваться исключительно с точки зрения марксистко-ленинского подхода, что отражалось в оценках внешней политики СССР в зависимости от установленных приоритетов в отношениях к разным странам (например, Договор о дружбе СССР с Ираном и Турцией). Планы научных работ по иранистике составлялись в общесоюзном масштабе; сложилось «разделение труда» в региональных центрах советской иранистики: Армении (исторические источники), в Тбилиси (филологическое направление), в Баку (новейшая история). Изучению экономической политика Ирана в основном посвящали свои работы Московский и Ленинградский центры иранистики.

         С появлением на карте мира Исламской республики Иран в 1979 г. перед отечественными иранистами возник ряд новых проблем, связанных с провалом в Иране экономических и социальных реформ и приходом к власти представителей духовенства. Причины исламской революции стали исследоваться во всех центрах иранистики СССР, прежде всего в Москве и Ленинграде.

         На протяжении XX в. известные советские иранисты-экономисты В.П. Цуканов, А.З. Арабаджян, З.А. Арабаджян, В.С. Глуходед, Ю.А. Дёмин, Н.А. Кожанов, Н.М. Мамедова основное внимание в своих исследованиях уделяли изучению этапов развития экономики Ирана, экономического потенциала страны,  экономической политике Ирана, личностям лидеров (Таги-хан, Мальком-хан, Реза-шах), кооперации, «белой революции», исламскому правлению, социально-демографической политике ИРИ. Среди этих работ особенно стоит выделить труды наиболее известного современного ираниста-экономиста Н.М. Мамедовой, охватывающие самый разный спектр проблем экономики Ирана во второй половине XX – начале XXI в.

         В работах Н.М. Мамедовой приводится глубокий анализ многих проблем и особенностей развития иранской экономики

  1. «Кооперативное движение в Иране» (впервые было исследовано в мировой иранистике)
  2. «Концентрация производства в Иране». Работа задумывалась и писалась во 2й половине 80-х гг. В ней впервые собран материал о крупнейших иранских компаниях, структуре иранского бизнеса, и владельцах иранского бизнеса. Эта работа дает представление о том, как накапливались противоречия в сфере предпринимательства и его сегментами, между монополиями и традиционными формами предпринимательства, которые грозили привести к столкновению их интересов. Книга давала объективную картину экономических причин изменения шахской модели развития и слома экономической системы, которая произошла в результате исламской революции.
  3. «Городское предпринимательство в Иране». Основное внимание Н.М. Мамедова уделила структуре предпринимательства с акцентом на эволюцию мелкого предпринимательства. И эти формы мелкого предпринимательства рассмотрены в отраслевом разрезе, что дает представление о сущности экономической системы уже в первое десятилетие после исламской революции. Кроме того в этой работе в первые дана характеристика демографического потенциала Ирана, изменение демографических трендов, как динамика роста городского населения влияла на основные формы экономического развития и форм предпринимательства
  4. Исламский период развития Ирана. В разных работах Н.М. Мамедова проанализировала основные параметры исламской экономики, и те исламские принципы, которые используются в Иране, показана эволюция этих принципов в зависимости от прагматических задач, стоящих перед исламских государством на разных этапах его развития.
  5. Сравнительный анализ экономик Ирана и Турции. В работах, посвященных изучению этой тематике, показаны те факторы, которые привели к отставанию уровня Ирана от Турции.

         Чокаева А.А. (аспирантка ЦИОПСВ ИВ РАН) провела «Анализ работы американского ученого, доктора исторических наук Эндрю Скотта Купера – «Властелины нефти. Как США, Иран и Саудовская Аравия изменили  баланс сил на Ближнем Востоке». Докладчик рассмотрела фактор зависимости Ирана от экспорта энергоресурсов в связи с обострением саудовско-иранских противоречий.

         В ходе окончания работы круглого стола Миняжетдинов И.Х. (к.и.н., Заведующий Отделом аспирантуры ИВ РАН) отметил, что рост интереса аспирантов к истории и методологии науки важный фактор становления молодых учёных-востоковедов.


Программа круглого стола